– Но вы же знаете, что они, в сущности не живые. У них нет чувств.
Глэдис покачала головой:
– Вы так говорите, потому что никогда не жили с ними. Во всяком случае, вы переоцениваете желание долгой жизни у своего народа. Вы знаете мой возраст, вы видите мою внешность, однако это не беспокоит вас.
– Потому что я убежден, что Внешние Миры выродятся и умрут, что Поселенческие Миры – надежда будущего человечества, что это обеспечит наша короткая жизнь. Выслушав все, что вы только что сказали, и принимая ваши слова за правду, я укрепляюсь в своем убеждении.
– Напрасно вы так уверены. У вас тоже могут возникнуть неразрешимые проблемы, если уже не возникли.
– Это без сомнения, возможно, миледи, но сейчас я должен уйти. Корабль готовится к посадке, и мне придется с умным видом смотреть на управляющий этим компьютер, иначе никто не поверит, что я капитан.
Он вышел. Она некоторое время сидела, рассеянно пощипывая пластик, в котором лежал плащ.
На Авроре она пришла к чувству равновесия и позволяла жизни идти спокойно. Время шло от еды до еды, от одного дня до другого, от сезона к сезону, и спокойствие почти изолировало ее от приливов ожидания, потому что единственным оставшимся ей приключением была смерть.
И вот она побывала на Солярии, разбудила воспоминание о давно прошедшем детстве и давно прошедшем мире, и спокойствие разлетелось, возможно, навсегда, и теперь она голая, открытая ужасу продолжающейся жизни. Что может заменить ушедшее спокойствие?
Она перехватила тускло горящий взгляд Жискара, устремленный на нее, и сказала:
– Помоги мне разобраться в этом, Жискар.
Было холодно. Небо серое от туч, в воздухе мелькали снежинки. На земле кружились пятна снежной пыли, сметаемые холодным ветром, и далеко за посадочной площадкой Глэдис видела сугробы.
Там и тут собирались толпы народа, удерживаемые барьерами от слишком близкого приближения к кораблю. Все были в плащах разных фасонов и цветов, казавшихся раздутыми баллонами, которые превратили человечество в толпу бесформенных предметов с глазами. Некоторые были в очках.
Глэдис прижала руку в варежке к лицу. Самой ей было тепло, мерз лишь только нос. Плащ не только укрывал, он как бы сам выделял тепло.
Она оглянулась. Дэниел и Жискар были рядом, оба в плащах.
Сначала она протестовала:
– Им не нужны плащи. Они не чувствуют холода.
– Не сомневаюсь, – сказал Диджи, – но вы говорили, что никуда без них не пойдете, и мы не можем выставить Дэниела на мороз. Это будет выглядеть противоестественно. Мы не хотим вызвать враждебность, слишком явно подчеркивая, что с вами роботы.
– Но они же знают, что со мной роботы, а лицо Жискара выдаст его даже в плаще.
– Знать-то они знают, но могут не вспомнить, если их не заставить… так что давайте не будем заставлять.
Диджи подвел их к наземному кару с прозрачными стенками и крышей.
– Народ захочет увидеть вас, пока мы едем, – сказал он с улыбкой.
Глэдис села, Диджи сел рядом.
– Я тоже герой, – сказал он.
– Это для вас ценно?
– О, да. Это означает премию для моего экипажа и возможное повышение для меня. Я не презираю это.
Дэниел и Жискар сели напротив людей.
Перед ними был еще кар, но не прозрачный, и не менее десяти каров позади. Раздался гром приветствий, из собравшейся толпы поднялся лес машущих рук. Диджи с улыбкой поднял руку в ответ и подтолкнул Глэдис сделать то же. Она небрежно помахала. В машине было тепло, нос Глэдис стал отогреваться.
– Как неприятно блестят стекла, – сказала она. – Можно это устранить?
– Можно, но не нужно, – ответил Диджи – Это самое ненавязчивое силовое поле, которое мы можем установить. Та восторженная публика была обыскана, но кто-нибудь может ухитриться скрыть оружие, а мы не хотим, чтобы вам повредили.
– Вы хотите сказать, что кто-нибудь захочет убить меня?
Глаза Дэниела спокойно оглядывали толпу с одной стороны кара, а глаза Жискара – с другой.
– Очень маловероятно, миледи, – ответил Диджи, – но вы же космонитка, а поселенцы не любят космонитов. Кто-нибудь может ненавидеть их так сильно, что увидит в вас только космонитку. Но опасаться нечего. Даже если кто-то и попытается, хотя это и невероятно, то ничего у него не выйдет.
Линия каров очень мягко двинулась. Глэдис даже привстала от удивления: в передней части кара не было никакой отдельной кабины.
– Кто ведет? – спросила она.
– Кары полностью компьютеризированы, – ответил Диджи. – Разве у космонитов не так?
– У нас кары водят роботы.
– А у нас роботов нет.
– Но компьютер по существу тот же робот.
– Компьютер не гуманоид и не выставляет себя напоказ. Каково бы ни было технологическое сходство, психологически это совсем иное.
Глэдис смотрела на ландшафт и находила его ужасающе голым. Даже для зимы было что-то заброшенное в раскиданных, лишенных листьев кустиках и редко встречающихся деревьев. Их чахлый, бездушный вид подчеркивал смерть, которая казалось, захватывала все.
Диджи, заметив ее подавленность и взгляды то в ту, то в другую сторону, сказал:
– Сейчас все выглядит не слишком хорошо, леди. А летом здесь неплохо. Есть сады, луга, поля.
– И леса?
– Не настоящие, дикие леса. Мы развивающаяся планета. Все еще надо делать. Мы здесь всего полтораста лет. Первым шагом было засеять привозными семенами участки первых поселенцев. Затем мы пустили в океан рыбу и всяких беспозвоночных, чтобы по возможности создать самоподдерживающуюся экологию. Это не так сложно, если химизм океана подходит. Если же не подходит, то планету нельзя заселять без широких химических изменений, а этого мы еще ни разу не пытались сделать, хотя существует множество планов для таких процедур. И, наконец, мы пытаемся сделать страну цветущей, а это всегда трудно и идет медленно.