Роботы и империя - Страница 54

Ламбет улыбнулась.

– Пятьдесят четыре ХОРОШИХ года, мадам Глэдис.

Ламбет села, и вновь начались аплодисменты.

Под их покровом Диджи хрипло спросил:

– Глэдис, кто научил вас так управлять публикой?

– Никто, – шепнула она. – Я никогда этого не делала.

– Тогда закругляйтесь, пока вы на коне. Особа, которая уже встает – наш ведущий ястреб. Вам нет нужды стоять против него. Скажите, что вы устали, и сядьте. Со Стариком Бастермейном мы управимся и сами.

– Но я не устала, – возразила Глэдис. – Мне самой интересно.

Человек, вставший теперь перед ней почти у самой сцены, был высок и крепок, с нависшими над глазами седыми бровями. Редкие волосы были белыми. Одежда – тускло-черная; белые волосы сбегали вниз по рукавам и по штанинам брюк, как бы устанавливая резкие границы его тела. Голос его был низким и музыкальным.

– Меня зовут Томас Бастермейн, и я известен еще и как Старик, наверное, потому, что кое-кто не хочет, чтобы я слишком долго заживался. Не знаю, как обращаться к вам, поскольку у вас вроде бы нет фамилии, а я не так хорошо знаком с вами, чтобы звать вас по имени. Честно говоря, я и не хочу быть хорошо знакомым с вами.

Похоже, вы помогли спасти наш корабль на вашей планете от ловушки и оружия, поставленных вашим же народом, и мы вам за это благодарны. А вы в ответ принялись болтать насчет дружбы и родства. Чистое лицемерие!

Когда ваш народ считал себя родным нам? Когда космониты чувствовали, что имеют какое-то отношение к Земле и ее народу?

Конечно, космониты – потомки землян. Мы этого не забываем. И мы помним, что вы забыли это. Больше двух столетий космониты правили Землей и относились к землянам, как к отвратительным короткоживущим больным животным.

Теперь, когда мы становимся силой, вы протягиваете нам руку дружбы, но рука эта в перчатке, как и ваши руки. Вы, небось, не забыли вставить в нос фильтры! Правильно!?

Глэдис подняла руки.

– Возможно, люди в зале и тем более те, кто видит меня по гиперволне, не знают, что я в перчатках. Их не заметно, но они есть, я не отрицаю. И носовые фильтры, чтобы при дыхании попадало меньше пыли и микроорганизмов. И моюсь я чаще, чем это требуется для чистоты. Этого я тоже не отрицаю.

Но это результат моих недостатков, а не ваших. У меня слабая иммунная система. Моя жизнь слишком комфортабельна, и я подвергалась очень малому риску. Не я это выбирала, но я должна платить за это.

Что сделал бы любой из вас, окажись он в моем положении? Что сделали бы в частности вы, мистер Бастермейн?

Бастермейн угрюмо ответил:

– Сделал бы то же, что и вы, я рассматривал бы это как признак слабости, признак непригодности к жизни, а, следовательно, обязан был бы уступить дорогу более сильным.

Женщина, вы говорите о родстве с нами. Вы мне не родня. Вы из тех, кто пытался уничтожить нас, когда имели силу, а ослабев, заискивают перед нами.

В зале началось движение, явно недружелюбное, но Бастермейн держался твердо. Глэдис мягко спросила:

– Вы помните зло, которое мы причинили вам, когда мы были сильны?

– Не думайте, что забудем. Мы помним об этом всегда.

– Прекрасно! Значит, вы знаете, как этого избежать. Вы знаете, что очень плохо, когда сильные подавляют слабых. И значит, когда вы сильны, а мы слабы, вы не будете подавлять нас.

– Ну-ну, я слыхал такие аргументы. Когда вы были сильны, вы знать не знали о морали, а теперь хватаетесь за нее.

– Однако вы, когда были слабы, все знали о морали и были потрясены поведением сильных, а теперь, став сильнее, вы забываете о морали.

– Вы получите то, что заслужили, – сказал Бастермейн, подымая кулак.

– Вы хотели бы дать то, что вам кажется заслуженным, – сказала Глэдис, протянув как бы обнимающие руки. – Поскольку каждый может думать о мести за какую-то прошлую несправедливость, ваши слова говорят о праве сильного давить на слабого. И если вы так говорите, вы оправдываете космонитов прошлого, так что теперь вам не на что жаловаться. А я говорю, что давление несправедливо, когда мы применяли его в прошлом, и так же несправедливо, если вы примените его в будущем. К сожалению, мы не можем изменить прошлое, но пока мы можем решать, что должно быть в будущем, – Глэдис сделала паузу и, поскольку Бастермейн сразу не ответил, продолжала: – Кто из вас хочет новую Галактику, а не бесконечно повторяющуюся дурную старую?

Начались аплодисменты, но Бастермейн вскинул руки и зычно закричал:

– Подождите! Подождите! Не будьте дураками! Прекратите!

Медленно воцарилось спокойствие, и Бастермейн заговорил:

– Неужели вы думаете, что женщина верит тому, что говорит? Неужели вы думаете, что космониты хотят сделать нам что-то доброе? Они все еще думают, что они сильны, они по-прежнему презирают нас и намерены уничтожить… если мы первыми не уничтожим их. Эта женщина приехала сюда, и мы, как дураки, приветствуем ее. Нет, давайте проверим ее слова. Пусть кто-то из вас попросит разрешения посетить Внешний Мир, и посмотри, получит ли он его. Если за вами стоит планета, если вы можете быть угрозой, как был капитан Бейли, тогда вам позволят высадиться, но как с вами будут обращаться? Спросите капитана, отнеслись ли к нему по-родственному?

Эта женщина – лицемерка, несмотря на все ее слова; нет, именно из-за ее слов. Они как раз и доказывают лицемерие.

Она скулит тут насчет своей плохой иммунной системы и говорит, что должна защищать себя от опасности заражения. Но, конечно, она делает это не потому, что считает нас всех грязными и заразными, такая мысль не приходила ей в голову!